Новый сериал «Сирены» — это не просто черная комедия о роскоши и пороках высшего общества. За блеском вилл и ядовитыми шутками скрывается глубокий психологический разбор трех женщин, чьи жизни сплетаются в тугой узел из травм, зависимостей и нездоровых компенсаций. Вместе с психологом разобрали образы 3 главных героинь сериала.
Когда Микаэла Келл впервые появляется на экране, она похожа на ожившую картину эпохи Возрождения — безупречный силуэт на фоне белоснежной виллы, пальцы, небрежно перебирающие лепестки орхидеи. Но уже через несколько минут этот образ трескается, как фарфоровая маска. Ее смех — слишком резкий, взгляд — слишком цепкий, а слова, обернутые в шелк светской беседы, оставляют на коже царапины.
Микаэла не просто богата. Она — архитектор собственной вселенной, где люди существуют лишь как отражение ее воли. Ее муж Питер, когда-то талантливый хирург, теперь похож на изящный аксессуар — выхолощенный, отполированный до блеска. Ее помощница Симон — живой манекен, на который она проецирует свои несбывшиеся мечты. Даже птицы в ее саду — невольные пленники позолоченных клеток.
Но что скрывается за этим безупречным фасадом?
Грезы нарцисса
Микаэла Келл (Джулианна Мур): нарциссизм и паранойя
Психиатр, взглянув на Микаэлу, сразу отметил бы классические признаки нарциссического расстройства. Но в мире «Сирен» диагнозы не нужны — достаточно увидеть, как она, подобно древнегреческой богине, требует поклонения, но при этом дрожит от страха быть покинутой.
Ее брак — не союз, а ритуал жертвоприношения. Каждое утро она подносит Питеру идеально составленный завтрак, но в ее глазах читается не любовь, а холодный расчет. Когда он осмеливается заговорить о разводе, ее лицо на мгновение искажает гримаса первобытного ужаса — того самого, который она испытывала в детстве, когда отец впервые назвал ее «никчемной».
Танец диссоциации
Симон (Милли Олкок): комплекс спасателя
Симон, младшая сестра, кажется полной противоположностью Микаэле — хрупкая, податливая, вечно улыбающаяся. Но эта улыбка — всего еще одна маска, за которой прячется девочка, пережившая нечто невыразимое.
В детстве мать заперла ее в машине с работающим двигателем. Отец предпочел забыть об этом. Теперь Симон мастерски забывает сама — о своем прошлом, о сестре Девон, о собственных желаниях. Она растворяется в роли идеальной помощницы, любовницы, подруги, словно пытаясь доказать: «Я достаточно хороша, чтобы меня не бросили».
Но тело помнит то, что отрицает разум. Ее случайные падения, порезы, ожоги — это крик запертой внутри травмы, которая ищет выхода (читайте также: Почему психически здоровый мужчина никогда не будет обсуждать внешность женщины).
Вихрь саморазрушения
Девон ДеВитт (Меганн Фэйхи): зависимость и созависимость
Девон врывается в этот выхолощенный мир, как ураган, принося с собой запах дешевого виски и невыплаканных слез. Если Симон — это замерзшее озеро, то Девон — кипящая лава, готовая сжечь все на своем пути.
Ее пограничное расстройство проявляется в резких перепадах — от безудержной любви к сестре до яростной ненависти, от желания спасти до стремления уничтожить. Когда она кричит Симон: «Я вытащила тебя из той машины!», в ее голосе звучит не гордость, а бесконечная усталость от роли спасительницы, которую ей навязала жизнь (читайте также: Психолог назвал 3 главных признака, что подруга вам страшно завидует).
Создатели сериала не случайно сделали птиц ключевым символом. Микаэла коллекционирует их, как драгоценности, но забывает, что сама стала пленницей собственного богатства. Симон, подобно колибри, порхает от одной роли к другой, боясь остановиться. Девон — раненая ворона, которая клюет свои болячки, не давая им зажить.
А в чем смысл сериала?
Создатели сериала не случайно сделали птиц ключевым символом. Микаэла коллекционирует их, как драгоценности, но забывает, что сама стала пленницей собственного богатства. Симон, подобно колибри, порхает от одной роли к другой, боясь остановиться. Девон — раненая ворона, которая клюет свои болячки, не давая им зажить.
Финальные кадры сериала оставляют горькое послевкусие. Ни одна из героинь не обретает счастья — потому что нельзя исцелиться, продолжая играть чужие роли. Как сказала одна из них: «Мы думали, что поем для других. Но все это время слушали только себя».
«Сирены» — это не история о деньгах или власти. Это притча о том, как легко принять клетку за дворец, а собственные раны — за украшения.
Психоаналитик, преподаватель и супервизор «Академии психологической практики»